В подземном переходе охранник средних лет. Истрепанный, хмурый, сальная куртка, усы всклокочены. Сутулился на табуретке и выразительно произносил в телефон:
- Не представляю! Даже не представляю, что эта женщина могла во мне найти. Ну хмырь - и хмырь.
Редко встретишь такую спокойную самокритичность. Хотелось его расцеловать.
* * *
Бог говорит со мной через таксистов и общественный транспорт. Недавно ехала в маршрутке, не было еще и шести утра. И улицы неприступные и бежевые, и поручень так холодит, что ойкаешь, и от недосыпа все внутри трясется, будто трусливое желе. Я села и задумалась о своей незавидной участи. И тут сзади заговорили женщины, оказавшиеся водителями трамваев.
- Я сдуру забыла будильник переставить, - сказала одна. - Еле успела выйти вовремя. Вчера ж [в воскресенье! - прим. перев.] на пять часов заводила, да так и оставила.
И вся моя саможалость с позором улетучилась.
А потом я проспала бы нужную остановку, если бы не гражданин, который заехал мне сумкой в бок и для верности еще наступил на ногу.
- Ничего страшного. Зато разбудили! - сказала я в ответ на его извинения.
- Правда? - воодушевился гражданин. - Так надо было еще и подзатыльник... подзатыльник, да!
Мир дружелюбен и приветлив, и вокруг множество людей, готовых протянуть увесистую руку помощи.
* * *
В автобусе девушка с истеричным макияжем и острыми малиновыми ногтями. Источает мощный цветочный аромат, агрессивно осматривается по сторонам. Под ее взглядом, признаться, я немного очкую.
Девушка заговаривает с грузином и через пять минут сообщает:
- А ты смелый. Меня, вообще-то, мужчины боятся.
- За что?
- Не знаю, - и кокетливо опускает глаза. - Наверное, красивая слишком.
Journal information